Женя, мне лучше
обратиться письменно, к тому же я сорвал
голос, споря с Максимовской еще третьего
апреля.
Я не могу более находиться в положении
человека, за которого принимают решения.
То, как ты назначил членов согласительной
комиссии, - последний раз я видел подобную
процедуру при избрании членов партбюро. К
твоему списку Сорокина предложила Миткову,
ты ответил: "Не стоит".
Впервые за восемь лет НТВ на предложение
взять куда-либо этого человека отвечено
отказом, да еще и в присутствии Тани.
Ребята-корреспонденты стерпели, и, значит,
нет шансов дождаться их скорого
повзросления. У меня не остается другого
выхода.
Мне даже не интересно, по приказу ли ты,
уходя, сжигаешь деревню до последнего дома
или действуешь самостоятельно. Ты
добиваешься, чтобы "маски-шоу"
случились у нас в "Останкино", ты
всеми средствами это провоцируешь. Ты
держишь людей за пушечное мясо, пацаны у
тебя в заложниках, потому что не знают
другой жизни, кроме как быть привязанными
пуповиной к "Итогам", и значит, то, что
делаешь ты, - это растление малолетних.
На нашем восьмом этаже, из окон которого
развевается флаг НТВ, нет уже ни свободы,
ни слова. Я не в силах больше слушать твои
богослужения в корреспондентской комнате
- эти десятиминутки ненависти, - а не ходить
на них, пока не уволюсь, я не могу.
Считай это заявлением об уходе, формальную
бумагу пришлю по факсу. На телевидении мне
уходить некуда: ухожу в никуда.
Комментарии по поводу этого обращения я
готов дать только в эфире родного канала
НТВ.
"Коммерсантъ", 07.04.2001
