Этот разговор,
состоявшийся через пару дней после
вручения ТЭФИ, начался с моих предположений,
что обстановка на церемонии
свидетельствовала: телевизионщики устали
от информационных войн, политических
наездов и финансовых противоречий,
чувствовалось желание коллег-конкурентов
делать шаги навстречу. Поинтересовалась,
есть ли у самого Киселева и сотрудников его
компании готовность к ответным шагам
– В разговорах о каких-то
войнах, раздрае внутри телевизионного
сообщества часто неправильно
расставляются акценты. Нас бы оставили в
покое, дали бы работать, и мы были бы
счастливы. НТВ никаких войн с другими
каналами не начинало и готово жить с ними в
дружбе.
— Но можете ли вы
сказать, что НТВ вольно или невольно не
ввязалось в эти междоусобицы — не
политические, а чисто профессиональные.
— Приведите хоть один пример.
— Излишне обиженный
тон, каким во время событий вокруг «Курска»
ваши ведущие определяли РТР: «единственно
допущенный»...
— Это не война с другим каналом, а просто
объяснение зрителям, почему на одном канале
есть репортаж с борта «Петра Великого», а на
другом нет. Массовому зрителю это ведь не
понятно. Поэтому мы и вынуждены говорить,
что у нас сейчас существует
дифференцированный подход со стороны
властей к разным средствам информации.
Лояльным, тем, кто старается избегать
критики власти, создается режим
наибольшего благоприятствия. Тем же, кого
считают нелояльными, создают препятствия.
Это не ново.
— Не ново, и было
время, когда в начале своей деятельности
НТВ попадало в число лояльных. Cо всеми
вытекающими последствиями.
— Напрасно вы так думаете. Как раз в начале
существования, во время первой чеченской
войны, НТВ испытывало большие сложности и
давление со стороны властей.
— Но был еще и 1996 год.
— Про 1996 год уже столько сказано, что я не
добавлю ничего нового, могу только
повторить. Тогда нами была допущена ошибка:
мы слишком приблизились к власти, дали ей
возможность полагать, что она и впредь
сможет нами манипулировать. На самом деле
мы с вами говорим не про телевизионное
сообщество, а про состояние нашего общества
в целом. Это история про те нравы, которые
существуют на нашей политической сцене.
Какая страна — такое и телевидение.
— Но история эта с
политических верхов спустилась на уровень
телевизионных профессионалов.
— Разумеется. Когда в конце весны — начале
лета 1999 года в подконтрольных Кремлю СМИ
вдруг откуда ни возьмись стали появляться
сюжеты, направленные против НТВ, стало ясно,
что противостояние перешло и на собственно
телевизионный уровень.
— Еще два года назад
вы повторяли, что НТВ — команда
единомышленников. А теперь межа раскола
прошлась именно по НТВ, по вам лично. Вам
ведь пришлось друзей терять.
— Не считаю, что произошел раскол. Да,
некоторые ушли, но НТВ осталось командой
единомышленников. Каждый уход — это
отдельная человеческая история. Кто-то ушел
достойно, кто-то некрасиво, кто-то ушел, и я
вздохнул с облегчением, кого-то я сам
попросил уйти. С профессиональной точки
зрения мне было жалко только потери Ревенко.
Но потом оказалось, что в «Вестях» работает
совсем другой Ревенко. И, увидев, что
человек мгновенно перевернулся, поменял
взгляды, я мысленно перекрестился. Ушедшие
с НТВ, на мой взгляд, потеряли больше, чем
приобрели. Наблюдая за работой бывших наших
корреспондентов, не могу избавиться от
ощущения, что они стали собственной бледной
тенью. И наоборот — пришедшие к нам молодые
ребята быстро прогрессируют. Я доволен, что
произошло очищение. У нас давно не было
такой хорошей обстановки в творческом и
человеческом плане.
— То, что произошло с
вами и с вашими коллегами, вы расцениваете
как предательство?
— Это надо еще заслужить, чтобы Киселев
считал кого-то предателем! Предать может
друг. А если человек не был другом или
только делал вид...
— Но как после
семейного развода: бывает, разойдясь, люди
нормально общаются, а бывает, все кончается
драками. Ваш «развод» со стороны выглядит
не слишком полюбовным. Вот вы, Евгений
Алексеевич, сейчас готовы сказать добрые
слова об Олеге Добродееве или недавний
раскол перечеркнул и годы вашей совместной
работы и дружбы?
— Добродеев был одним из создателей НТВ.
Так же, как и ваш покорный слуга, и Игорь
Малашенко. Каждый сыграл свою роль. Самую
большую — Малашенко. Роль Добродеева тоже
огромна, он очень много сделал для компании.
Но он ушел. Наши пути разошлись. И мне бы не
хотелось комментировать все, что было потом.
— Понятно, что по-человечески
вам неприятно слышать оценки тех, кто ушел.
Но с водой обиды можно и ребенка выплеснуть.
Не пробуете ли вы отыскать в их критике
зерно истины? Я приведу, если позволите,
несколько критических замечаний в адрес
НТВ, которые звучали со стороны вас
покинувших. Например, что для развития
негосударственного ТВ нормальные
отношения с государством необходимы хотя
бы потому, что основные источники
информации находятся в верхах, и, находясь в
постоянном конфликте с властью, невозможно
получать эксклюзивную информацию.
— Я знаю, что это говорил Владимир
Кулистиков, и поэтому не хочется вступать в
прямую полемику. Если человек, который
отвечал на канале за информацию, уйдя в
отставку, на следующий день начинает себя
публично сечь, он выглядит по меньшей мере
нелепо.
— Но если даже не
учитывать то, что сказал Кулистиков,
представителей власти, реально принимающих
сегодня решения, в программах НТВ стало
значительно меньше. Мелькают одни и те же
фигуры второго эшелона — Немцов, Хакамада,
Митрофанов...
— На самом деле у нас бывают и
представители власти. Но давайте отойдем от
клише типа «НТВ поддерживает Лужкова (Примакова,
Явлинского...)» НТВ исповедует не модную
нынче либеральную идеологию. Высшей
ценностью в любой нормальной стране должны
являться права человека и свободы, а
государство существует для того, чтобы эти
права и свободы защищать и обеспечивать.
Государство — это не полубожественная
субстанция, которой надо поклоняться, а
всего лишь аппарат чиновников, который мы,
налогоплательщики, наняли на работу и имеем
право контролировать.
— Вряд ли наша власть
так уж существенно поменялась за те семь
лет, что существует НТВ. А прежде власть
готова была с НТВ существовать,
предоставляя льготные условия — кнопку,
кредиты...
— Власть — это не абстрактная субстанция, а
конкретные люди. Тем более что за
ельцинскую эпоху была создана модель
принятия решения очень узким кругом. И от
того, кто эти люди, зависели наши отношения
с властью. Что касается отсутствия в эфире
НТВ некоторых власть имущих, так чиновники,
политики приучены у нас держать нос по
ветру, спинным мозгом чувствуют
конъюнктуру. Кремль еще и отмашки не дал, но
многие уже заранее боятся упрека — на
антигосударственное телевидение ходишь! Но
можно плевать в потолок и сетовать, что если
не наладить отношения с властью, то у нас не
будет эксклюзивной информации, а можно с
этими источниками работать, договариваться.
— Удается
договориться?
— Пробуем. Посмотрите, в эфире НТВ в
последнее время были председатель ЦИК
Вишняков, губернатор Хакасии Алексей
Лебедь, министр труда и социального
развития Починок... И потом, в последнее
время НТВ становится чуть ли не
единственным общенациональным каналом, где
можно увидеть в прямом эфире политиков,
которые осмеливаются критиковать власть. А
что касается способности договариваться,
то даже на переговорах с «Газпром Медиа»
нам в последнее время удалось найти общий
язык. Условия мировой комментировать не
буду, мы соблюдаем режим
конфиденциальности. Но...
— ... появился
оптимизм?
— Я его никогда не терял.
— Теперь вы уверены,
что НТВ будет существовать?
— А как вы себе представляете, что НТВ не
будет?! Буквы можно оставить при любом
хозяине, вопрос в людях. Существует набор
расхожих, далеких от действительности
представлений о том, что такое НТВ. Люди
склонны свои ценности экстраполировать на
других. Наши недоброжелатели думали, что
чувство гордости от причастности к НТВ —
это досужие разговоры, что любого
журналиста можно купить. К сожалению,
некоторые наши коллеги дали возможность
так думать обо всех нас. Но НТВ в свое время
создавалось людьми, которым это не
нравилось. И мы создали компанию, в которой
нет места «джинсе», где за все время не было
ни одного проплаченного материала.
— За все годы? Вы
гарантируете?
— Гарантирую.
— Но недавно в
разговоре со мной Добродеев признался, что
и на НТВ это случалось, особенно в первое
время.
— Я бы уточнил: в первое время случались
попытки протолкнуть «джинсовые» материалы,
и их авторы долго в компании не
продержались. Но мы уходим в частности. Я же
говорю о краеугольных камнях НТВ. О том, что
в принципе НТВ создавалось людьми,
хотевшими создать условия для работы
сотрудников, при которых у тех отпала бы
необходимость ради нескольких сотен
долларов жертвовать своим положением в
компании. И создали. Для наших оппонентов
оказалось неприятной неожиданностью, что
люди в какой-то момент не хлынули с НТВ. На
это был весь расчет, планировали, что уйдут
человек 20—30. Для Волошина, Лесина и многих
других было большим разочарованием, что
ушли единицы. Многим казалось, какая
разница, с кем Киселев будет работать — с
Гусинским или с Лесиным. Тем более что люди,
проявившие удивительную гибкость, теперь
прекрасно работают с Лесиным.
— Что из
случившегося в последнее время вам лично
далось труднее всего?
— Выдержать прессинг. Представьте себе:
средь белого дня уходит Добродеев, я
остаюсь. Задача номер один — заставить
людей поверить, что я могу исполнять
обязанности руководителя компании отнюдь
не хуже. Потом заставить людей поверить, что
это только к лучшему, что вслед ушли еще
несколько человек, — без них мы только
сплотимся, очистимся и будем работать
гораздо дружнее.
— Задача из области
психологии.
— Работа с личным составом — самое главное,
что есть в работе топ-менеджера.
— Пришлось
штудировать специальную литературу по
психологии?
— По менеджменту. Я всегда очень серьезно
отношусь к любым обязанностям. Скажу только,
что основная часть моей работы — это работа
с людьми.
— С вашей тягой к
аналитике вы не могли не размышлять, что
поведи вы себя в той или иной ситуации иначе,
и все сложилось бы по-другому.
— Я человек, склонный всегда сомневаться и
много думать, правильно ли я поступаю. Не
люблю простых решений, которые лежат на
поверхности. Анализируя, пришел к выводу,
что иных вариантов у нас не было, когда
многие говорили: «Неужели вы не можете с
ними как-то договориться?» На самом деле
компромисса быть не могло, потому что та
сторона не была готова к компромиссам. В
какой-то момент они поставили перед собой
цель работать на полное наше уничтожение.
Думали, посадим Гуся, он сразу поднимет руки
кверху, договоримся с Киселевым, а нет, так
выкинем его, пусть уйдет с ним дюжина его
клевретов, посадим другого, и все будет
работать, как прежде... Потом выясняется, что
план их пункт за пунктом проваливается. И
без наиболее известных политических
журналистов и нескольких программ — «Итогов»,
«Гласа народа», «Кукол», «Итого» — компания
просто теряет свое лицо, а значит, и цену, ее
уже никакому инвестору не продать.
— Один из упреков
ваших оппонентов сводится к тому, что вам
удалось провести под лозунгами защиты
свободы слова обычное долговое дело и что к
реальной угрозе свободы слова это никакого
отношения не имеет.
— Это говорят либо дураки, либо подлецы.
Почитайте, что иностранная пресса пишет! У
западных корреспондентов почему-то никаких
сомнений по существу конфликта не
возникает. Власть строит жесткую вертикаль.
Новая власть хотела бы контролировать все.
И ей не нужны те СМИ, которые задают
неудобные вопросы. Готов согласиться, может,
речь не о свободе слова вообще, а о
некоторых ограничениях: про что можно
говорить, а про что нельзя. Эдакая гласность
вместо свободы слова.
— Власть у нас в
ближайшее время не поменяется...
— Но власть может стать мудрее, обновиться.
Я сохраняю надежду, что в правительство и
Кремль придут новые люди, что власть
наберется опыта, научится искусству
компромиса, в том числе и искусству строить
отношения с независимыми средствами
информации, которые по природе своей не
могут не быть критически настроены.
— Благие надежды на
перемены власти к лучшему могут и не
сбыться, а лицензия на вещание у НТВ
истекает в 2002 году...
— Даже если бы лицензия НТВ истекала не
через два года, а через два месяца, не вижу
достаточных законных оснований, чтобы
лицензирующие органы отказали нам в
продлении.
— Думаете, что власть
настолько не обнаглеет?
— Когда был пожар на Останкинской башне, у
власти было достаточно возможностей
сделать так, чтобы мы не вернулись в эфир.
Был шанс заявить, что именно наш передатчик
башня не выдержит. При общем уровне
нахального цинизма некоторых
высокопоставленных госчиновников,
отвечающих в том числе и за телевидение, они
могли с доброй улыбкой это сделать.
— Не рискнули?
— Но соблазн был. Видел это в их глазах.